Появление термина «концепт» в русской лингвистической школе связывают с именем С. А. Аскольдова-Алексеева. В 1920-х гг. он разрабатывал теорию концепта, которая к концу ХХ в. выделяется в самостоятельную отрасль науки – концептологию. В настоящее время существует два основных взгляда на содержание термина «концепт»: когнитивный (Е. С. Кубрякова, К. Менг, М. Минский, Р. И. Павиленис, Ч. Филлмор) и лингвокультурологический (Н. Д. Арутюнова, С. А. Аскольдов-Алексеев, В. В. Колесов, Д. С. Лихачев, З. Д. Попова, С. Ю. Степанов, И. А. Стернин).
В рамках когнитивного подхода термин «концепт» синонимичен термину «понятие», практически отождествляется с ним.
Мы являемся сторонниками лингвокультурологического понимания термина «концепт» и принимаем определение В. В. Колесова, который под концептом понимает «не conceptus (условно переводимое как “понятие”), а conceptum – “зародыш, зернышко”, из которого произрастают все содержательные формы его воплощения (то есть образ, понятие и символ). Слово выступает материалом концепта, наряду с его содержательной формой, в виде образа, понятия, символа» [Колесов, 1995, 14]. Концепт рассматривается одновременно как феномен языковой и культурный, например, академик Д. С. Лихачев считает, что «концептосфера языка – это в сущности концептосфера русской культуры» [Лихачев, 1993, 6], а «Словарь русской культуры» Ю. С. Степанова определяет концепт как «сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека... концепт – это то, посредством чего человек – рядовой, обычный человек, не «творец культурных ценностей» – сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на нее» [Степанов, 1997, 40 ].
Концепт сложнее, чем соответствующее слово – «имя» концепта: он содержит семантические добавки, которые и определяют специфику национального восприятия концепта. Но именно при восприятии слова, которое является «именем» концепта (иногда – при восприятии метафоры или фразеологизма), в сознании человека возникает соответствующий концепт. Концепт не исчерпывается словарным значением слова – «имени» концепта, но словарное значение слова – «имени» концепта образует ядро данного концепта. Понятийное ядро концепта «солнце» представляют следующие смыслы:
-
Центральное тело Солнечной системы, звезда, представляющая собой гигантский раскаленный газовый шар, излучающий свет и тепло за счет протекающих в его недрах термоядерных реакций. Восход Солнца. Солнце – звезда-карлик. Вращение Земли вокруг Солнца.
-
Свет, тепло, излучаемые этим телом. Греться на солнце. Подойти к солнцу (т. е. «к свету»).
-
(перен.) О ком-чём-н. очень дорогом, ценном, являющимся источником, средоточием чего-н. ценного, высокого, жизненно необходимого. Солнце моё, не плачь. Солнце правды; о том, кто прославился в какой-л. области искусства, науки, в области какой-л. важной деятельности.Солнцем драматургии является Шекспир, солнцем математики – Лобачевский.
-
(мн., солнца, солнц) Центральное тело других планетарных систем, играющее роль, подобную Солнцу. Точно неизвестно, сколько солнц в нашей Вселенной [МАС: 191]
Концепт – это идеальная сущность, квант структурированного знания [см. Попова, Стернин, 1999]. Концепт представляет собой «нежестко структурированную объемную единицу» [Там же, 11], он имеет «многокомпонентную и многослойную структуру» [Там же, 16], и для выявления национально-специфических черт каждого концепта необходимо обращение к текстам, в которых репрезентирован данный концепт. Так, в любой культуре представлены солярные мифы, которые, утратив свой мистический статус, тем не менее продолжают оказывать влияние на культуру народа в качестве художественных образов, прецедентных текстов; заложенное в мифах восприятие мира, хотя и претерпевает изменения, все же влияет на формирование определенного «культурного ореола» слова солнце. В частности, до сих пор в русском языке очень активны словосочетания и синтаксические конструкции, свидетельствующие о восприятии солнца как живого и активного субъекта (смеющееся солнце, солнце сжигает, злое солнце и т. п.), а именно такое восприятие характерно для мифа и сказки.
Кроме того, в русском языке существуют пословицы и поговорки, расширяющие восприятие концепта «солнце» и утверждающие восприятие солнца и как духовно значимого: и на солнце есть пятна (солнце как образец добродетели, чистоты), за ушко да на солнышко (солнце как высвечивающее, выявляющее всё в истинном свете), солнце правды, солнце истины (об Иисусе Христе) и некоторые др.
Не только такие жанры устного народного творчества, как пословицы и поговорки, но и сказки сохраняют и позволяют выявить наиболее древние смыслы концептов. Традиционно считается, что сказка – жанр коллективного творчества, предполагающий «совместную ориентацию духовной активности, совместное думанье, совместное оценивание и т. д.» [Менг, 1989, 51]. Поэтому в сказке, как и в других фольклорных жанрах, отражается именно народное, а не индивидуальное восприятие тех или иных нравственных категорий, событий, явлений. Слово солнце в русских народных волшебных сказках воплощает целую гамму концептуальных смыслов, отражающих национально-культурное мировосприятие.
События сказки воспринимаются носителями языка как чудесные, то есть выходящие за рамки обычного или даже вовсе невозможные, в отличие от мифа: носитель мифологического сознания действительно верит в реальность описываемых в мифах событий, воспринимая миф не как выдумку, а как высшую форму реальности. Это отчасти происходит потому, что «метафорический язык мифа, общедоступный вначале, с течением времени, при забвении коренного слова и при возникшем стремлении усвоить за каждым словом определенное понятие, становится загадочным» [Афанасьев, 1986, 143].
Первое, на чем останавливается внимание исследователя, – то, что при всей очевидной значимости солнца для древних славян в сказках слово солнцевстречается крайне редко. Но этому странному на первый взгляд явлению легко можно найти объяснение: «В древнерусских стихотворениях, сказках и песнях, как вообще в народной поэзии других наций, не найдете ни одного подробного описания природы, которое само по себе составляло бы главный предмет рассказа. <…> Средоточием всего мира для эпической старины был сам человек с его семьей и родным домом» [Буслаев, 1861,64]. Действительно, солнце в значении «светило» (без дополнительных оттенков) в волшебных сказках встречается лишь тогда, когда событие, с ним связанное (чаще всего – заход солнца), значимо для повествования: например, если до этого времени герой должен сделать сложную работу (например, сказка «Ювашка Белая Рубашка»). Чаще же употребляются словарассвет,заря,закат, безличные конструкции типастемнелои т. п.
Итак, солнце само по себе, как светило, не значимо для человека того времени. Однако и с точки зрения мифологического восприятия солнца умолчание кажется оправданным: прямое обращение к божеству для достижения прагматического эффекта уместнее в заговоре, нежели в сказке, преследующей (кроме развлекательных) нравственные цели [см. об этом: Никифоров, 1930].
Чаще всего в сказках используется не слово солнце, а его дериват с уменьшительно-ласкательным суффиксом – солнышко, что указывает на любовно-уважительное отношение к объекту. Причем в абсолютном большинстве случаев используется не прямая одиночная номинация, а неразложимое сочетание постоянный эпитет + слово: красное солнышко. Устойчивость сказочных эпитетов легче всего объясняется тем, что они воспринимались как неразложимые сочетания, своего рода маркеры сказочного мира. Обусловленные когда-то первобытным мифическим мировидением, древние метафоры повторяются уже по привычке, превращаясь в своеобразные фразеологизированные клише, столь характерные для фольклорных жанров. Но кажется значимым то, что «народ в этих определениях никогда не смешивает понятий даже синонимически и с неизменной верностью говорит, например, красно солнце, светел месяц, ярки звезды… <…> Повторяясь постоянно, эти названия должны занять наше любопытство, тем более что подобные эпитеты суть общая принадлежность всякой народной поэзии и, следовательно, могут служить безошибочным указанием на особенности миросозерцания народа» [Добролюбов, 1961, 87]. По данным «Русского ассоциативного словаря» [Караулов, 1994, 157] слово красное является до сих пор одной из наиболее стойких ассоциаций к слову солнце.
В сочетании красно солнышко слово красный употреблялось изначально в значении красивый, а цветовое значение – результат более позднего переосмысления (к этой мысли подводит нас еще и тот факт, что солнце бульшую часть времени видится желтым или белым и лишь на закате оно представляется красным). О восприятии солнца как «красивого» свидетельствует и возникающий в сказках идеал красоты. Встречаются прямые сравнения с солнцем, например в сказке «Орон Верный»: Марфа Прекрасная что красно солнышко. Солнце может фигурировать и в переносном значении при описании красоты: По локоть руки в золоте, по колены ножки в серебре, в лобу красное солнышко, а в затылке светел месяц (сказка «Брат и сестра»). В этих примерах реализуется концептуальный смысл «солнце – красота».
В приведенном выше фрагменте есть и непрямая апелляция к солнцу: золото издавна считается «солнечным» металлом (вероятно, оттого, что оно желтого, «солнечного», цвета и ярко блестит – «горит» на солнце); например в сравнительном обороте дом, весь в золоте – вроде солнца огонь, как и в примере из сказки «Брат и сестра», кроме концептуального смысла солнце – «красота»,реализуется концептуальный смысл «солнце – золото».
Анализ сказок с учетом связи солнца с золотом дал возможность А. Н. Афанасьеву [См. Афанасьев, 1986; 1994] говорить о скрытом сюжете русских сказок – похищении или побеге золотоволосой царевны (солнца) коварным злодеем (зимой, тучей) и об ее освобождении из плена и торжестве любви (весны, плодородия). В контексте этой мифологемы Афанасьев объясняет такие, например, сказки, как «Сказка о Летучем корабле», «Иван – коровий сын» и др., где само слово солнце ни разу не встречается, не употребляются метафорические и идиоматические конструкции, указывающие на концепт солнце. Видимо, именно такой смысл, который выявил А. Н. Афанасьев, когда-то закладывался в основу этих сказок, однако к началу ХХ в. он уже не ощущался даже сказителями.
В волшебной русской сказке солнце нередко персонифицируется, например, как скачущий всадник (мотив, близкий к мифу – изображение светила как едущего в колеснице или скачущего по небу), – сам красный, одет в красном и на красном коне (сказка «Василиса Прекрасная»). Солнце в некоторых сказках является активным действующим лицом, наравне с героями-людьми. «Мороз, Солнце и Ветер», «Ведьма и Солнцева сестра», «Солнце, Месяц и Ворон Воронович» – образцы сказок подобного рода. В них реализуется концептуальный смысл «солнце – живое существо», который находит отражение и в третьем значении слова «солнце – о ком-чём-н. очень дорогом, ценном». Любопытно, что в сказках нет прямой характеристики, описания солнца; как правило, в сказках глаголы и прилагательные, относящиеся к солнцу, употребляются в среднем роде, согласно норме современного русского языка. В сказке «Мороз, Солнце и Ветер» вообще не содержится никакого указания на то, мыслилось ли солнце в связи с женским или мужским началом. В сказке «Ведьма и Солнцева сестра» Иван-царевич обращается к Солнцевой сестре: «Солнце, Солнце! Отвори оконце», что, возможно, свидетельствует о контаминации образов – женского и мужского. Восприятие солнца в связи с мужским началом представлено в сказке «Солнце, Месяц и Ворон Воронович» (существуют различные варианты сказки, но описываемый факт неизменен от варианта к варианту) Солнце берет в жены девушку, следовательно, мыслится как мужчина, причем как зрелый мужчина (а не младенец и не старик). Таким образом, в этой сказке реализуется также концептуальный смысл «солнце – любимый, значимый человек», возможно также «солнце – властелин». Эти же смыслы реализуются в единичном примере Владимир-князь – солнце Киевское; концептуальный смысл солнца как «любимый, значимый человек» представлен в употреблении словосочетания красное солнышко в качестве обращения, однако и тот и другой пример – более поздние напластования.
Из текста сказки «Солнце, Месяц и Ворон Воронович» не удается установить даже того факта, насколько Солнце внешне видится похожим или непохожим на человека (утрата антропоморфности может указывать на тотальное переосмысление солнца не как божества, а как одушевленного природного явления). Эта «странность» сознания находит выражение в языке сказок: Солнышко уселось среди полу, [его] жена поставила на него сковороду – и оладьи изжарились, ср. вполне возможное в данном контексте: поставила ему на голову / на темя, указывающее на человеческий облик. Отсутствие этого указания, с одной стороны, и «участие» Солнца в специфически человеческих – супружеских – связях (муж), с другой, отражают определенный переходный период в сознании людей: солнце уже не может мыслиться как человек (или божество, внешне похожее на человека), что связано с утратой мифологического сознания, но еще сохранились некоторые рефлексы мифов, что и обусловливает столь парадоксальное для современного человека соединение антропопоморфных и неантропоморфных черт в образе одного героя в рамках одного текста. Заметим, что в этой сказке солнце выступает как начало мужское, активное, деятельное, позитивное.
Антропоморфность солнца (как героя русской волшебной сказки) подчеркивается еще и тем фактом, что в сказках встречаются персонажи, связанные с Солнцем узами кровного родства: Солнышкина Мать (сказка «Как Господь ходил по земле [Марко Богатый]») и Солнцева сестра (сказка «Ведьма и Солнцева сестра»). Принципиального различия между этими образами нет – обе мыслятся как женщины мудрые, обладающие сакральным (иногда и волшебным) знанием, обе не имеют возраста как такового – представляются как живущие вечно. В этих сказках реализуются концептуальные смыслы «солнце – мудрость» и «солнце – вечность». Например, в сказке «Ведьма и Солнцева сестра» Иван-царевич в поисках убежища проходит мимо трех других героев – портних, Вертодуба и Вертогора – но выясняется, что все они «скоро» умрут; придя же к Солнцевой сестре, Иван-царевич спокойно у нее остается, не опасаясь смерти. Также в этих сказках реализуется концептуальный смысл «солнце – даль»: живут и Солнцева сестра, и Солнышкина Мать где-то на краю света (точная локализация отсутствует), куда герою приходится «долго-долго ехать» (ср. в поговорке: Дальше солнца не сошлют и др.). Важным представляется тот факт, что и Солнышкина Мать, и Солнцева сестра (которая в обрядовой поэзии соотносится с весной) – образы положительные, служащие для восстановления справедливости и защиты неправедно обиженных. Солнце вообще осмысляется как справедливое, всепрощающее; этот концептуальный смысл репрезентирован не только в сказках, но и в других фольклорных жанрах, например, в пословицах: Солнце сияет на благие и злые; Красное солнышко на белом свете черную землю греет.
Хочется особо отметить, что солнце в сказках играет сугубо позитивную роль, осмысляется как благо и податель благ, практически через все сказки проходит сквозная мысль о том, что солнце – это богатство, которое больше богатства. Так, в сказке «Ювашка Белая Рубашка» рассказывается о царе, у которого не было солнца, месяца, звезд и полночи, и это было величайшим несчастьем (ср. мифологему Афанасьева). Разумеется, герой добывает необходимое и воцаряется благополучие. Хочется подчеркнуть, что герой должен добыть в первую очередь солнце. Таким образом, в сказках репрезентирован концептуальный смысл: «солнце – благо», который представлен и в малых фольклорных жанрах: Солнце пригреет – и все поспеет, и в исторической песне: Красну солнышку поклонимся: Ты взойди, взойди, красно солнышко… обогрей ты нас людей бедныих… Концептуальный смысл солнце – «благо» регулярно реализуется в волшебных сказках, причем даже в случаях, когда упоминается вредоносное действие солнца (например, укрыть… чтоб красно солнышко лучом не опалило), возможная негативная оценка снимается уменьшительно-ласкательной формой солнышко.
Итак, солнце в русских волшебных сказках мыслится не столько как субъект, сколько как явление природы, хотя и играющее огромную роль в жизни русского человека. Вообще, можно проследить связь между бытом человека, прагматическим значением солнца для людей той или иной национальности и положением концепта «солнце» в национальной языковой картине мира, культурными коннотациями. Вот что отмечает в этой связи Т. Пулатов: «Солнце по-русски – это совсем не то, что куёш по-узбекски, и уж совсем не то, что офтоб по-таджикски. В какие отношения – дружелюбные или тягостные – человек вступил с небесным светилом, так их выразил язык и произнес. Ведь узбек, живущий большую часть года под его палящими лучами, никогда не скажет ласково-уменьшительное “солнышко”, так же как и у русского нет ощущения того, что солнце может быть не только плодонесущим и землеобновляющим, но и враждебным» [Пулатов, 1976,109].
В русских волшебных сказках солнце воспринимается как живое существо и заключает в себе мужское начало, представляется обладающим властью (концептуальные смыслы «солнце – живое существо»; «солнце – любимый, значимый человек»; «солнце – властелин»). Солнце наделяется мудростью и красотой (концептуальные смыслы «солнце – мудрость»; «солнце – красота»). Солнце является источником плодородия и благополучия (концептуальные смыслы «солнце – благо»; «солнце – золото»). Солнце неизменно предстает перед нами как величайшая ценность (вероятно, и в нравственном, и в материальном смысле, так как с солнцем связан урожай – основа жизни крестьян). Солнце является неким идеалом, средоточием добра и добродетели, а удаленность солнца и восприятие его как вечного, неизменного («солнце – вечность»; «солнце – даль») позволяет ему сохранять положение божества, которое не сохранили, например, деревья и звери.
Литература
Астремская Е. В. Психолингвистические аспекты понимания текста как носителя определенной культуры // Русский язык в контексте современной культуры. Екатеринбург, 1998. С. 5–7.
Афанасьев А. Н. Народ-художник: Миф. Фольклор. Литература. М., 1986.
Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на природу: В 3 т. М., 1994.
Буслаев Ф. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. Т.1. СПб., 1861 (цит. по: Русская фольклористика: Хрестоматия. М., 1971. С. 79–89).
Добролюбов Н. А. Собр. соч. Т. 1. М.; Л., 1961.
Караулов Е. Н. и др. Русский ассоциативный словарь. М., 1994.
Колесов В. В. Ментальные характеристики русского слова в языке и в философской интуиции // Язык и этнический менталитет. Петрозаводск, 1995. С. 13–18.
Лихачёв Д. С. Концептосфера русского языка // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1993. Т. 52, № 1. С. 3–9.
МАС: Словарь русского языка: В 4 т. / АН СССР, Ин-т рус. яз.; под. ред. А. П. Евгеньевой. 2-е изд., испр. и доп., М.: Русский язык, 1981–1984.
Менг К. Речевое общение, коммуникативная компетенция и понимание // Когнитивные аспекты научной рациональности. Фрунзе, 1989. С. 50–58.
Никифоров А. И. Сказка, ее бытование и носители // Капица О. И. Русские народные сказки М.;Л., 1930. С. 7–55.
Попова З. Д., Стернин И. А. Понятие «концепт» в лингвистических исследованиях. Воронеж, 1999
Пулатов Т. Язык, автор, жизнь // Литературное обозрение. 1976. № 8 (цит. по: Попова З. Д., Стернин И. А. Понятие «концепт» в лингвистических исследованиях. Воронеж, 1999. С. 9).
Степанов Ю. С. Словарь русской культуры. М., 1997
Список фольклорных источников
Великорусские сказки Пермской губернии: Сборник Д. К. Зеленина. М., 1991.
Капица О. И. Русские народные сказки М.;Л., 1930.
Мудрость народная: Жизнь человека в русском фольклоре. Вып. 3. М., 1994.
Народные русские сказки А. Н. Афанасьева. М., 1958.
Русский фольклор. М.; Л., 1968.
Северные сказки: Сборник Н. Е. Ончукова. СПб., 1998.